В данной главе речь пойдет об Избрании семи дьяконов, а также о Благовестии Стефана. Текст шестой главы Деяний Святых апостолов можно прочесть здесь.
Избрание семи диаконов
Избрание семи дьяконов описано в стихах 6.1 – 6.7.
Если в 5 главе Деяний Лука показал, что на фоне гармоничной в целом жизни первой христианской общины в ней возникали и некоторые сложности, то теперь он рассказывает о том, как разрешилась возникшая проблема, а также о том, как прокладывался путь Благой вести к язычникам.
Судя по некоторым признакам, при работе над этой и следующей главами Лука пользовался новым источником информации. Во всяком случае, на переднем плане его повествования появляется некая часть этой общины, о которой мы до сих пор ничего не знали: так называемые «эллинисты».
Избрание семи диаконов было продиктовано житейской необходимостью. В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Заметим, что Лука, говоря о новых событиях и связывая их с предыдущими, нередко прибегает к выражению в эти дни, не называя при этом точной даты. Это обстоятельство приводит к затруднениям при попытках установить дату, которая как раз здесь была бы важна. Некоторые толкователи считают, что события вокруг Стефана имели место еще в год воскресения Христа или через год после этого, а другие относят их к более позднему времени. Можно предположить, что временная дистанция между драматичными для иудеев событиями Пасхи и Пятидесятницы, с одной стороны, и «взрывом народного гнева» после речи Стефана — с другой, была не слишком велика.
В сообщении об умножении числа учеников сказано также о связанных с этим затруднениях. Избрание семи диаконов должно было решить эти затруднения. Если справедливо утверждение о том, что несколько тысяч стали причислять себя к Церкви в широком смысле (следует принять во внимание, что многие паломники, прибывшие в Иерусалим на праздник, затем вновь вернулись в родные места), то становится ясно, что в самой христианской общине рано или поздно должны были возникнуть осложнения с распределением пищи среди нуждающихся верующих. Лука рисует не идиллическую картину, а сообщает о жизненных реалиях. И в самом деле — когда улетучивается первый восторг после проповеди, приходится возвращаться к решению повседневных проблем. Поэтому нас не удивляет сообщение о ропоте. Однако не употребил ли Лука намеренно именно это слово, чтобы напомнить израильтянам о ропоте сынов Израиля против Моисея (книга Исход, глава 16), о возмущении иудеев, а также о недовольстве фарисеев и книжников в отношении Иисуса (Евангелие от Луки, глава 5), названного «вторым Моисеем»? Во всяком случае, в Ветхом Завете довольно часто сообщалось о негодовании людей из-за нехватки пищи.

Те, кто таким образом выражают свое неодобрение, обозначены как Еллинисты, а те, кому адресованы их упреки, названы Евреями. Здесь Лука впервые делает различие внутри ранней Церкви между теми иудеями, которые родились и выросли за пределами Израиля и родным языком которых был греческий, и теми, кто родился в Палестине и говорил на еврейском или арамейском. При том значении, которое имела земля Израиля в народе в качестве наследного владения, можно предположить, что местные иудеи с презрением смотрели на своих зарубежных соплеменников. К этому прибавлялось и то, что последние, живя вдали от родины, усвоили не только греческий язык, но и значительную часть греческой культуры и поэтому, в свою очередь, не были в восторге от «варваров», т. е. евреев. Наконец, в греко-иудейской диаспоре наряду со стойкой приверженностью к своему наследию всегда существовала и большая открытость по отношению к язычеству (по-человечески вполне объяснимая), следствием которой было стремление привести к Богу и неиудеев. Посмотрим, например, на сохранившиеся в Северной Африке многочисленные иудейские памятники зодчества и надгробия с надписями почти исключительно на греческом языке; представим себе типично эллинистическую по форме организацию иудейских землячеств и здания их общинных центров, нередко построенные в виде амфитеатра. Отметим, что иудейская семья могла дать дочери имя Диана в честь римской богини охоты, — и тогда нам станет ясно, насколько велика была пропасть между набожностью евреев, по-фарисейски преданных закону, и открытостью эллинистов по отношению к остальному миру. Следует помнить и о том, что инициатива проповеди язычникам (с которыми их нередко связывали дружеские, а порой и родственные отношения!) исходила как раз от эллинистов.
Итак, возникли затруднения, заключавшиеся в следующем: вдовы эллинистов пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Следовательно, уже в самой первой общине имела место раздача пропитания. Избрание семи диаконов – попытка навести порядок в данном процессе.
Подобные обычаи — подаяние еды странствующим нищим, а также еженедельная раздача пиши и одежды нуждающимся, были приняты в иудаизме. Мы не знаем, возник ли в ранней Церкви вопрос о принадлежности осевших в Иерусалиме иудеев из диаспоры к тому или иному кругу нуждающихся. Можно только предположить, что особенно ревностные в соблюдении традиционных устоев евреи отчетливее всего выражали свое презрение по отношению к евреям диаспоры и самым беззащитным из них — вдовам. Неоспоримо лишь то, что дело дошло до разногласий и более находчивые эллинисты обратились с жалобой к апостолам. Однако нет никаких подтверждений тому, что апостолы сами занимались распределением. Текст главы скорее свидетельствует о том, что они не были готовы лично руководить раздачей питания.
Еще одно замечание по поводу вдовы и эллинистов: по некоторым предположениям, речь идет о языческих по происхождению женах умерших к этому времени иудеев диаспоры. В этом случае причиной пренебрежения явилось нежелание признать этих женщин полноправными членами христианской общины, и глава 6 Деяний, таким образом, предваряет более поздний спор о благовестии язычникам, нашедшем свое отражение в Послании галатам. Но более вероятной нам кажется другая версия: бесправные вдовы подверглись дискриминации, на которую никто не решился бы в отношении прочих эллинистов, имеющих более высокий социальный статус.
Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали…
нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах.
Апостолы, вероятно, сочли повод достаточно важным для созыва такого собрания. Конечно, главным для них оставалось решить этот вопрос по примеру Иисуса, т. е. пригласив к обсуждению всех присутствующих.
Впервые в Деяниях христиане названы здесь учениками. Это очень древнее самоназвание палестинских христиан, которое означает уверовавших в Иисуса как в Мессию. Ученики Иисуса отличаются от учеников раввина тем, что никто из них никогда не становится «учителем», поскольку пребывание в ученичестве у Христа, их единственного Учителя, нескончаемо.
Осознавая эту ответственность по отношению к Христу, двенадцать (также очень древнее, впервые в Деяниях употребленное количественное определение апостолов) созывают общину и предлагают решение этого вопроса. Сначала апостолы разъясняют, какова может и должна быть их роль в жизни Церкви. Очевидно, что за такой позицией стоит не сословное высокомерие руководителей общины, желающих переложить «черную» работу на рядовых членов. Апостолы считают, что неуважительно по отношению к Богу откладывать выполнение самого важного поручения — проповедь слова в широком значении — ради раздачи еды. Этот принцип уместен и теперь: в самом деле, христианин не может быть активным во всех областях христианской деятельности. К тому же он не обязан постоянно отчитываться о своих делах в социальной сфере. Церковь же должна брать на себя ответственность повсюду, где Иисус заповедал ей помогать другим словом и делом. Не каждый христианин должен руководить благовестием, но «миссионерский минимум» доступен каждому. Возникает вопрос: достаточно ли в наши дни учитывается этот принцип при организации проповеднической деятельности?
Призыв апостолов к избраню семи диаконов звучал так:
Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу…
В этом случае апостолы не стали просить Божьего знака, как это было при избрании Матфия. Они руководствовались здравым смыслом, но не исключено, что при этом они продолжали пребывать в особой связи с Богом. Предложение выбрать из своей среды подходящих людей скорее всего было адресовано недовольным эллинистам — ведь первый перечень диаконов содержит исключительно греческие имена. Двенадцати же выпадает задача определить необходимые черты личности попечителя о бедных. Будущие попечители должны быть людьми благочестивыми, исполненными Святаго Духа и мудрости. Этот перечень свидетельствует о том, что деятельность служителей не требовала каких-то особых способностей. Сотрудники не должны забывать о духовной составляющей своей деятельности. «Изведанность» необходима, поскольку, имея дело с доверенным членами общины имуществом, служители церкви невольно сталкиваются с искушениями, что нередко вызывает кривотолки. Мудрость же нужна для того, чтобы в этом сложном деле никому не отдавать предпочтения и никого не обделить.
…А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова .
Это самоограничение означает не отступление, а сосредоточение апостолов на самом важном поручении. Они мыслят себя не универсальными чиновниками, компетентными во всех областях церковной деятельности, а духовными вождями Церкви, чьим служением является заступничество, совместные молитвы и публичная проповедь Слова.
Избрание семи диаконов:
и избрали Стефана, мужа, исполненного веры и Духа Святаго, и Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена, и Николая Антиохийца, обращенного из язычников…
Нельзя с уверенностью сказать, почему было избрано именно такое число диаконов. По-видимому, апостолы в данном случае традиционно придавали числу семь символический смысл. Возможно и то, что это число продиктовано практическими соображениями. Вспомним, что античные коллегии, как, впрочем, и местные иудейские советы, часто состояли из семи человек.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что все избранные семеро дьяконов носят греческие имена. Видимо, все же именно иудеям диаспоры, обратившимся с жалобой, — в знак доверия или же для того, чтобы сильнее интегрировать их в общину, — была предоставлена возможность самим исполнять это служение. И сегодня в определенных случаях также можно использовать этот прием для того, чтобы предотвратить уход из общины ее недовольных или обиженных членов.
Первыми упомянуты Стефан и Филипп. О них мы поговорим несколько позже, в толковании к другим главам Деяний. Здесь следует лишь отметить, что Филипп благовестник и Филипп апостол, по-видимому, — два разных человека, поскольку в Деяниях проводится четкое различие между двенадцатью апостолами как группой и семью попечителями о бедных. Кроме того, ранее делались предположения о том, что эти семеро мужей принадлежат к 70-ти ученикам, посланным Иисусом, но такой тезис ничем не подкреплен. Тем не менее ничто не говорит и против того, что на это важное служение были избраны люди, давно принадлежащие к окружению Иисуса. Возможно, они были кем-то вроде спикеров у евреев диаспоры, хотя в них не обязательно видеть «контрапостолов», как это делает ряд исследователей.
Некоторые из имен семи дьяконов иногда упоминаются ранними церковными писателями. Но только одно из них вызывает особый интерес, а именно Николая Антиохийца, обращенного из язычников. Еще в Новом Завете говорится о неких николаитах, которых в Малой Азии обвиняли в тяжких прегрешениях. Спустя примерно 90 лет, ок. 180 г. н. э., один из раннехристианских богословов, Ириней, устанавливает связь между этой сектой и упомянутым попечителем о бедных, называя Николая ее основателем. Достоверность этого мнения подкрепляется и тем обстоятельством, что Николаи в перечне семи попечителей о бедных назван последним, подобно тому как Иуда Искариот, впоследствии ставший предателем, также замыкает список учеников. Примечательно и то, что он, подобно Луке, происходил из Антиохии и по рождению не был иудеем. Насколько же краток порой оказывается путь от ответственного поста в церкви Христовой до сектантства! По сообщениям отцов Церкви, камнем преткновения для Николая стала распущенность, прикрываемая якобы возвышенной духовностью. Он считал, что плоть достойна только презрения, и следствием таких взглядов стало безудержное распутство. Подобное происходило и с некоторыми общинами верующих вплоть до наших дней: начав с крайнего воздержания, они заканчивали распутством (можно вспомнить об американских «Детях Божьих» или о некоторых молодежных сектах). Известно, что Божий противник всегда находит самое уязвимое место. Павел в свою очередь также предупреждал о том, что, проповедуя другим, самому можно оказаться недостойным.
Семеро избранных дьяконов были поставлены перед апостолами, которые, помолившись, возложили на них руки. Древний иудейский обычай возложения рук символизирует передачу благословения тому, кто особенно нуждается в силе, чтобы достойно исполнять поручаемое служение. За возлагающим руки стоит Сам Господь. Он и дарует силу от Своего изобилия. Воздействие такого рукоположения не зависит от тщательности отправления обряда, т. е. не носит магического характера. Оно зависит лишь от Божьего промысла.
Итак, конфликт в общине устранен путем избрания семи дьяконов, и теперь Лука видит силы, высвободившиеся для проповеди Божьего слова. Наряду с упоминаниями о численном возрастании Церкви обращает на себя внимание приобщение к вере многих священников. Лука сообщает об этом, чтобы показать, что многие израильские богословы приняли новое движение и присоединились к нему.
Благовестие Стефана.
На примере Стефана Лука показывает, чем может сопровождаться следование за Христом. Предположительно Стефан был первым христианским мучеником. Его самоотверженность достойна подражания.
Без сомнения, при избрании семерых эллинисты вряд ли могли выдвинуть не испытанных в вере мужей. Скорее всего, они избрали тех, кто пользовался их доверием и в известной степени претендовал на руководящее положение. С другой стороны, авторитет двенадцати, особенно в вопросах достоверности свидетельств об Иисусе Христе, оставался непререкаемым; это доказывает уже тот факт, что Павел, прежде чем проповедовать весть об Иисусе, согласует ее с иерусалимскими апостолами. К тому же в книге сообщается о проповеднической деятельности только Стефана и Филиппа. Если у Филиппа ситуация коренным образом изменилась, то о Стефане не сказано, что он посвятил себя исключительно проповеди Евангелия. Читая Новый Завет, можно сделать вывод, что в то время благовестие еще не было делом специально обученных христиан. Изучение истории проповеднической деятельности показало, что свидетельствование о Христе в личной беседе и, прежде всего, пример благочестивого образа жизни первых христиан имели не меньший успех, чем впоследствии труд профессиональных миссионеров.Некоторые исследователи считают, что Стефан и шесть прочих диаконов в действительности были не только попечителями о бедных. Их деятельность выходила за рамки заботы о материальном обеспечении членов общины. Скорее, они заботились о духовном пути той ее части, которая состояла из евреев греческой диаспоры, и являлись руководителями этой группы. При этом они в определенном смысле становились идейными противниками двенадцати апостолов. Основной причиной такого предположения стало то, что Стефан, самый боговдохновенный из них, позднее вообще не изображался попечителем о бедных, а был представлен проповедником Евангелия. Филипп, его товарищ по служению, назван в свою очередь «благовестииком». Из этого следует, что семеро попечителей о бедных (семь дьяконов) были руководителями эллинско-христианской «параллельной» общины, составляя в определенном смысле конкуренцию двенадцати апостолам. Однако это предположение весьма спорно.
Вопрос о благовести касается также и нас. Выделяемся ли мы из своего окружения как последователи Христа, подобно Стефану? Его высказывания задевали за живое, с ним вступали в жаркие споры, но его мудрость и твердость всегда помогали ему.
Стефан как христианин, совершавший чудеса, становится в один ряд с апостолами. Вера и сила, а не методы языческой магии — вот источники его чудес. Лука со своей стороны не сообщает нам ничего конкретного о его великих чудесах и знамениях. Не станем и мы прибегать к домыслам. Тем не менее по реакции толпы можно судить о том, что чудеса произвели впечатление. Нет какой-либо веской причины приписывать чудеса Стефана художественной фантазии Луки. И в самом деле, современные ему читатели не были настолько наивными, чтобы поверить литературным вымыслам. Скорее, наоборот, античным авторам было свойственно скептическое отношение к сообщениям о чудесах.
Как мы уже видели, в древнем Иерусалиме, как и сейчас, собирались евреи со всего света. Нередко эти иудеи диаспоры придерживались крайних воззрений и с трудом воспринимали отступления от традиции. В Иерусалиме они встречались друг с другом в принадлежащих разным землячествам синагогах, где совершались богослужения (без жертвоприношений), чтение и толкование Писания и совместная молитва. Как показали раскопки, подобные общинные центры располагали и гостиницами, предназначенными для паломников, прибывавших с их прежней родины в Иерусалим на праздники. Нередко подобные здания сооружались на средства богатых членов иудейской общины. Этим наблюдениям соответствует рассказ Луки о том, что противниками Стефана были иудеи из синагог Либертинцев, а также Киринейцев и Александрийцев и, кроме того, люди из Киликии и провинции Асия (Малая Азия). Известно, что Либертинцами называли в то время римских вольноотпущенников из числа пленных иудеев и их потомков. Киринейцы же в свою очередь происходили из местности, расположенной вблизи североафриканского города Киринеи, куда еще при египетском господстве переселили большое число евреев. В Александрии евреи вообще занимали целые кварталы.
И вот между иудеями диаспоры и Стефаном завязался спор. Лука не сразу посвящает нас в суть этого спора. Однако он подчеркивает, что мудрость и испод ценность Духом создали Стефану определенный авторитет. Внезапно происходит то, что нередко случается в истории: там, где не хватает силы убеждения, прибегают к другому средству — насилию.
Стефана обвинили в том, что он говорил хульные слова на Моисея и на Бога. Такова сущность демагогии! Если еще недавно народ, по-видимому, был на стороне христиан, то теперь ситуация в корне меняется. Путь от веры до «распни Его» весьма короток. Еще в процессе борьбы с Иисусом Его противники с помощью тонких психологических приемов смогли ловко склонить многих на свою сторону, поскольку народ всегда разнолик. Отчетливо можно проследить за динамикой обвинений: если вначале они были сформулированы достаточно обобщенно (…мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога), то далее названы подробности (…хульные слова на святое место сие и на закон. …Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей).
Известно, что у иудеев богохульство было преступлением, каравшимся смертной казнью, а Моисей пользовался столь большим почетом, что его имя могли поставить в один ряд с именем Бога. Во всяком случае, этого первого общего обвинения оказалось достаточно для того, чтобы призвать для разбирательства старейшин (здесь, вероятно, имеются в виду предстоятели синагоги) и книжников (представителей фарисейского направления в иудаизме). В древнем Израиле нередко случалось, что облеченные властью люди распалялись гневом, когда речь шла о чести Бога. Так произошло и здесь: они схватили Стефана и привели его в синедрион, высшую судебную инстанцию Израиля. Лука не рассказывает о том, произошло ли это сразу или же пришлось ждать ближайшего заседания. Некоторые свидетельства говорят в пользу того, что события развивались спонтанно. В повествовании представлено не столько задержание в соответствии с правилами судебного процесса, сколько акт произвольной расправы. Очевидно, что Лука сопоставляет действия против Стефана с судебным процессом против Иисуса. В рассматриваемом эпизоде тоже присутствуют свидетели, которые, согласно иудейскому законодательству, и должны выдвинуть обвинение.
Итак, в этой главе мы отчетливо слышим отзвуки суда над Иисусом (как и более позднего суда над Павлом). В центре обвинения — якобы имевшая место критика Храма и иудейских порядков. На самом деле слова Стефана были превратно истолкованы. К тому же иудеи почувствовали, что Стефан, как и Иисус, осуждает традиционную иудейскую систему примирения с Богом. Лука, по-видимому, называет свидетелей ложными потому, что они противопоставили свои показания возвещению «истины». О какой-либо правдивости их утверждений вообще ничего не сказано.
Таким образом, встает вопрос о совместимости веры христиан и иудеев. В наше время он снова и снова волнует людей, и отвечают на него по-разному. Прежде всего следует сказать, что Иисус Христос не входил в противоречие с иудейской верой. Напротив, Он стремился не разрушать отношения народа Израиля с Богом, а лишь хотел сделать их совершеннее. Бог Израиля — Отец Иисуса Христа. Исходя из этого, иудеи и христиане представляют собой сообщество, почитающее одного Бога. Правда, народ Израиля не только не пошел по пути, указанному Богом через Христа, но в лице своих вождей неоднократно отклонял этот путь, отвергал Иисуса (а также его боговдохновенных последователей — Стефана и Павла).