Филарет Дроздов в своем толковании на книгу Бытия огромное внимание уделяет истории сотворения человека, анализируя мир до сотворения первого человека и сам процесс творения. Также огромное внимание уделяется описанию первого местопребывания человека — Эдемского сада. Не обошел стороной автор и историю сотворения жены и установления брака.
История сотворения описана во второй главе книги Бытия, стихи 4 – 25.
Также на сайте:
Читать книгу Бытия |
Толкования на книгу Бытия |
Сотворение человека. Как и зачем Бог создал человека? |
Содержание статьи:
- Взгляд на сотворение мира до сотворения человека
- Образ сотворения человека
- Первое местопребывание человека
- Заповедь, данная Адаму
- Сотворение жены
- Установление брака
- Состояние невинности
Взгляд на сотворение мира до сотворения человека
2.4. Сии суть порождения небес и земли, при сотворении их, в то время, когда Господь Бог создал небеса и землю,
2.5. и всякий полевой кустарник, которого до того не было на земле, и всякую полевую траву, которая до того не произрастала; ибо Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания поля,
2.6. но пар поднимался с земли для орошения всего лица земли.
Предприемля описать происхождение человека, повествователь вновь касается происхождения мира, дабы показать совокупность и того, и другого и дабы представить сотворение мира как бы приготовлением к сотворению человека.
Слова: сии суть порождения небес и земли при сотворении их и проч. составляют надписание последующего сказания о украшении земли и о роде человеческом в особенности (Быт. V. 1. VI. 9. X. 1).
Объясняя понятие порождений неба и земли, повествователь говорит, что они начинаются, по еврейскому выражению, от дня, то есть от времени сотворения, ибо день у евреев приемлется в пространнейшем знаменовании за некоторое известное время (Ис. II. 12. 17. 20).
Дабы отличить первоначальные, творческою силою совершившиеся порождения вещей от их рождения по законам природы, он упоминает для примера о сотворении растений, совершенно на земле новых, без содействия дождя и рук человеческих (5).
Он присовокупляет, что пар поднимался с земли (6). По-видимому, сим описывается первое состояние суши, едва отрешившейся от покрывавших и проникавших ее вод. Но некоторые слова сии, по связи с предыдущими, принимают в отрицательном смысле, подобно как сие делается по необходимости в словах псалма IX. 19: не до конца забыт будет нищий, терпение убогих погибнет (по связи с предыдущим выражением должно разуметь: не погибнет навсегда).
Достойно замечания, что во вступлении в повествование о человеке в первый раз полагается в Св. Писании величественное имя הוהי Иегова, то есть Сый или Осуществователь, в соединении с употребленным прежде именем םיהלא Элогим Бог. Может быть, намерение повествователя было внушить чрез сие особенно то, что Бог, Творец мира и человека, есть Тот самый, который открылся Израилю как Осуществовател благодатных обетований (Исх. III. 15).
Некоторые новейшие исследователи священных книг замечают здесь совсем другое. Приметив, что до сего места книги Бытия постоянно употребляемо было в ней имя Элогим, а отселе до конца III главы употребляется Иегова, Элогим, они заключают из сего, что сия часть книги писана совсем другим писателем. Но в сей самой части употребляется и одно Элогим (III. 3, 5). Который же из мнимых двух писателей написал сии стихи? Даже в одном стихе написано сперва Иегова Элогим, а потом Элогим (III. 1). Итак, неужели и один сей стих написан двумя писателями? В IV главе многократно употребляется одно Иегова. Неужели нужен для сего третий писатель? Глава V начинается надписанием, совершенно подобным настоящему, кроме того, что там написано Элогим. Сколько же еще надобно выдумать разных писателей для изъяснений сей разности в словах? Впрочем, ученые защитники сей смелой догадки сами довольно обеспечивают нас от труда состязаться с ними, когда один (Эйхгорн) сей части книги Бытия в сравнении с предыдущею предписывает преимущественную древность, по ее слогу, необработанному и неученому; а другой (Гейнрихс) находит здесь более обработанности в слоге и более признаков учености.
Образ сотворения человека
2.7 Господь Бог сотворил человека из персти земной, и вдунул в ноздри его дыхание жизни, и человек стал душою живою.
Образ сотворения человека показывает в нем превосходнейшее и ближайшее к Богу творение. Он производится не единократным действием, но постепенным образованием, подобно как сперва созидается свет и потом образуются светила. Творец мира все совершает единым словом; Творец человека представляется сперва глаголющим в Себе самом, потом действующим и, наконец, вводящим в человека Свое дыхание.
Мысль некоторых, что действующий в сем случае был Сын Божий в образе человека, есть догадка, которая не служит ни к ясности, ни к достоверности сказания Моисеева. Совет Божий (1. 26) присвояет сотворение человека Св. Троице, а не предоставляет сего действия единому лицу Ее.
Особенными чертами повествователь описывает сотворение тела и души.
Для внешней части человека вещество берется от земли, которою он должен обладать, дабы он имел непосредственное познание о свойствах подчиненных ему вещей и ближайшее отношение к области своего владычества. И как оное вещество, собственными, так сказать, руками Творца образованное, без сомнения, было чистейшее, совершеннейшее и следственно сильнейшее, то сила, которою посредством оного первобытный человек мог действовать в видимом мире, долженствовала быть столь же велика, сколь ныне велика немощь, которая поврежденного человека держит под влиянием ближайших и отдаленнейших существ сего мира.
Но первая степень, от которой начинается образование столь могущественного существа, есть персть, и Творец ее в бытописании представляется в образе скудельника. Сие по изъяснению, сделанному Иеремии Пророку (XVIII. 2–6), знаменует власть Творца и ничтожность твари, сколько бы ни казалась она великою. Мысль о происхождении из персти должна быть для человека неисчерпаемым источником смирения на земле и на небесах.
Бог вдыхает в человека душу не так, чтобы по сему ее можно было в собственном смысле назвать с язычниками divinae particulam aurae, частицею Божия дыхания, ибо человеческая душа живая далеко разнится от Божия Духа животворящего (1Кор. XV. 4). Сие вдохновение показывает только начало ее бытия и образ бытия, отличный от тех душ, которые прежде сотворены были Словом Божиим.
Творческое вдохновение относится преимущественно к лицу человека, яко седалищу орудий чувствования и зеркалу души.
Душа от первого видимого действия, о ее присутствии свидетельствующего, называется дыханием и, по точному переводу еврейского выражения, дыханием жизней; ибо человек действительно совокупляет в себе жизнь растений, животных и Ангелов, жизнь временную и вечную, жизнь по образу мира и по образу Божию.
При всем том человек стал душою живою, то есть по совокуплении души с телом сделался единым существом, по внешней жизни принадлежащим к кругу животных.
Первое местопребывание человека
2.8 И насадил Господь Бог сад в Едеме на востоке; и поставил там человека, которого создал.
2.9. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево приятное видом и хорошее в пищу, и древо жизни посреди сада, и древо познания добра и зла.
2.10. Из Едема выходит река и орошает сад; потом разделяется на четыре потока.
2.11. Имя первому Фишон: он обтекает всю землю Хавила, где есть золото,
2.12. и золото земли той наилучшее; там есть также бдолах и камень оникс.
2.13. Имя второй реки Гихон: сия обтекает всю землю Куш,
2.14. Имя третьей реки Тигр, которая протекает против Ассирии. Четвертая река есть Евфрат.
2.15. И взял Господь Бог человека и поставил его в саду Едемском, чтобы он возделывал и хранил его.
Для пребывания дарован был Адаму сад, или, по обыкновенному на нашем языке названию, рай ןג, παραδείσος. У евреев сие имя значит просто сад (Еккл. II. 5), а в Новом Завете показывает иногда блаженное состояние на небесах (Лк. XXIII. 42. 2Кор. XII. 2–4. Апок. II. 7). Посему не только на земле, даже в целом мире не осталось почти места, где бы любопытство не искало и легковерие не находило рая. Но вместо того чтобы скитаться по распутиям человеческих Мнений, лучше остановиться в сем исследовании на ясных только указаниях Слова Божия и с покорностью признать власть Херувима, постановленного охранять путь к древу жизни.
По сказанию Моисееву, рай должно искать на земле, ибо в нем находятся древа, произращенные Богом из земли (9), звери и птицы (19), созданные из земли (19), реки, частью известные (14).
Не вся земля была раем, но рай был как бы столицею ее, ибо Адам после падения изгнан из рая возделывать землю (III. 23).
Нельзя утверждать, что следы рая совершенно изглажены потопом или другим образом, ибо подробности, в которые входит Моисей о его местоположении, показывают противное.
Он полагает рай в Едеме, стране, которой, по указанию других книг священных (Ис. XXXVII. 12. Иез. XXVII. 23), с вероятностью можно искать около Месопотамии, Сирии или Армении, на востоке в отношении к стране, в которой он пишет, или к земле обетованной, которую имеет в мыслях.
Дабы означить место рая для отдаленнейшего потомства, он обращает внимание на то, что есть на земле наиболее постоянное и пребывающее – на реки. Из четырех, которые он именует, две известны несомнительно: Хиддекел, по истолкованию семидесяти толковников, Тигр (Дан. X. 4), что согласно с местным указанием Моисея и в чем нет причины сомневаться; и Евфрат, по известности неописанный у Моисея никаким особенным обстоятельством.
Но в изыскании других двух рек, описанных Моисеем, с принадлежащими к ним обстоятельствами, между распутиями догадок, не с особенным убеждением, а только с особенным любопытством, на время остановиться можно на той новейшей, по которой Фишон есть Фасис, либо Араке; Хавила – отечество народа, от которого Каспийское море называлось Хвалынским; Гихон – Гигон, иначе Аму, река, впадающая в Аральское море; Куш – древний Каф, которого место заступил Балк, город с областию в Бухарии, при Гиконе (Michaelis Siippl. ad. Lex. Hebr.).
Бдолах есть ли ανθραξ анфракс, карбункул, как думали семьдесят толковников, или bdellium, род благовонной смолы, как полагал древний латинский переводчик, с довольною убедительностью решить нельзя.
Впрочем, где бы, по разногласию догадок, ни полагали рай, в сем разногласии не должно винить священного писателя, который дал своему повествованию всевозможную ясность, но время, которое изменяет не только произвольные наименования вещей, но и естественное состояние земли. То, что еще говорит Моисей о происхождении рая, о его принадлежностях и о введении в него человека, должно разуметь сообразно с первоначальным понятием о естестве рая.
Насаждение рая приписывается Богу в таком разуме, что устроение оного не было случайным и простым следствием образования земли, но действием особенного намерения Божия.
Особенные принадлежности рая были древо жизни и древо познания добра и зла.
Древо жизни, которое, по ближайшему применению к еврейскому наименованию можно называть древом жизней и также древом здравия (Ис. Нав. V. 8) Моисей представляет как бы главою райских дерев хороших в пищу, подобно как и древо познания добра и зла поставляет в некотором соответствии с древами, приятными видом. Будучи столько же удалены от существенного познания древа жизни, сколько и от вкушения плодов его, мы должны довольствоваться сим сравнительным образом объяснения. Оно было между древами райскими то, что человек между животными, что солнце между планетами. Плоды райских древ служили для питания, плод древа жизни – для здравия.
Те могли восполнять в теле недостаток, производимый движением, а сей, приводя его силы в одинаковое всегда равновесие, сохранял в нем способность жить вовек (III. 22) и созревать к безболезненному преобразованию из душевного в духовное тело (1Кор. XV. 44–46). Но поскольку жизнь и свет человека всегда были в ипостасном Слове Божием (Ин. I. 4), то древо жизни в благотворном действии своем на естественную жизнь было величественным образованием благодатной жизни в Боге, в каковом знаменовании употребляется и в Новом Завете имя древа жизни (Апок. II. 7. XXII. 2).
Когда древо жизни представляется посреди сада, то сим указует Св. Писание не столько на средоточие места, сколько на отличное свойство и очевидное оного величие. Так царь представляется посреди людей своих (3Цар. III. 8).
Имя древа познания добра и зла, без сомнения, относится к действию, которое оно могло произвести в человеке. Однако ж оно не могло быть источником познания, как потому, что сие несовместно с естеством древа, так и потому, что образ Создавшего был в человеке источником разума или познания (Кол. III. 10) и весь мир представлял ему образы добра. Итак, оное древо долженствовало составлять только средство и случай к опытному познанию или действительному ощущению различия между добром и злом. Сие действие могло зависеть и от свойства древа, и от особенного назначения Божия. От свойства древа, если вообразим, что оно было по естеству своему противоположно древу жизни; что сколько живоносной силы заключено было в древе жизни, столько сродной веществу мертвенности скрывалось в древе познания; что сколько влияния первого соответствовали устроению человеческого тела, столько действия последнего были несообразны с оным и потому разрушительны. От особенного назначения, поелику древо познания, быв избрано орудием испытания, представляло человеку, с одной стороны, непрестанно возрастающее познание и наслаждение добра в послушании Богу, с другой – познание и ощущение зла в преслушании. К сему наипаче испытательному назначению относится все, что говорит Св. Писание о древе познания.
Кажется, что человек сотворен вне рая и потом введен в него или ангелом, или непосредственным внушением от Бога. Таковое вступление в оный давало ему чувствовать, что он не есть естественный владыка своего блаженного жилища, но пресельник, введенный в него благодатью и долженствующий чрез него прейти к славе.
Человек введен в рай возделывать его (15). Хотя неповрежденная природа, конечно, была богата и без пособия искусства и хотя человек всего менее долженствовал служить своему телу; однако Бог назначает ему простой земледельческий труд, дабы он испытанием вещей умножал естественные свои познания, дабы сколько можно далее отстоял от опасного чувствования самодовольства и независимости и дабы видимое совершенствование земных произведений посредством труда приводило ему на мысль возможность и долг возделывать собственное сердце для принесения Богу совершеннейших плодов преподобия и правды.
Ему поручено было также хранить рай не столько от тварей, подчиненных ему, сколько от собственного своего невоздержания и предусмотренного Всеведущим искусителя.
Заповедь, данная Адаму
2.16 И заповедал Господь Бог человеку, говоря: ешь плоды всякого древа в сем саду,
2.17 а плодов древа познания добра и зла не ешь; ибо в день, в который ты вкусишь, смертью умрешь.
Заповедь, данная Адаму, состоит из благословения, запрещения и угрозы.
Запрещение предваряется благословением, дабы человек, приемля сие последнее, тем живее почувствовал вкупе и обязанность покориться первому, и удобность исполнить волю Божию. Я предаю, глаголет ему Господь, в твою волю все древа райские – предоставь Моей воле единое. Ты будешь иметь многие древа добрые в пищу – не вкушай от единого. Так Господь являет и в заповеди Своей более любовь, нежели власть Свою. Слыша запрещение, налагаемое на древо познания, некоторые желали бы, чтобы Бог или совсем удалил из рая столь опасное древо, или непоколебимо утвердил бы человека против искушения.
Хотя произведению не свойственно судить Художника (Рим. IX. 20), но когда есть уже такие, которые пререкают Ему, то позволительно с благоговейною осторожностью и оправдывать пути Его.
Человек сотворен по образу Божию. Необходимая и высокая черта образа Божия есть свобода. Свобода твари не исключает возможности делать зло, но укрепляется в добре усугубленными опытами делать добро, которые постепенно, при содействии благодати, составляют добрый навык, и, наконец, нравственную невозможность делать зло. Из сего видно, что человек, сотворенный свободным, необходимо должен был пройти путь испытания.
Для испытания его назначается не только естественный и внутренний закон любви к Богу, но также положительный внешний закон о древе познания, потому что сей последний закон открывает человеку образ действования, основанный на безусловной покорности воли его воле Божией. А сия покорность, непреложно сохраняемая, долженствует облечь волю, ограниченную силою, воле неограниченной, потому что сей закон подвергает свойственному испытанию и, следственно, приготовляет к возвышению и низшие силы человека, подобно как и высшие; потому что Бог провидит деятельное искушение, которому человек должен подвергнуться со стороны падшего уже существа, и обращает искушение на такой предмет, в котором искушаемый легко мог бы устоять против соблазна.
Запрещение сопровождается угрозою, дабы, если любовь и благодарность поколеблются в испытании, то хотя страх был человеку во спасение. Обыкновенно Бог действует страхом, где не успевает любовью.
Угроза изъявляется таким выражением, которое, по свойству священного языка, изображает достоверность события: смертью умрете.
Угроза смертью за преслушание показывает как то, что человек естественно не был смертен, так и то, что смерть есть лишение всего, что составляло жизнь человека невинного.
Человек имел жизнь духовную, когда ходил во свете лица Божия, питался Словом Божиим и мог возрастать во благе духовном. Итак, есть и смерть духовная, когда дух человеческий имеет бытие без жизни, подобно как в мертвом теле бывает движение без жизни, когда он порождает такие помышления и хотения, которые чужды существа его и даже снедают его.
Человек имел жизнь души, когда его воображение наполняли чистые и святые образцы и когда сердечные ощущения его были живы без насильственного исступления и сладостны без очаровательного упоения. Расстроенное и низверженное в грубую чувственность воображение, беспокойные и мучительные чувствования, губительные страсти суть смерть души.
Телесная жизнь человека была безболезненна и безопасна от разрушительных действий. Немощи, болезни, разрушение составляют смерть тела.
Таким образом, угроза Божия, по выражению Блаженного Августина, заключает в себе все смерти даже до последней, которая называется второю (De civ. Die. С. XV).
Бог угрожает человеку смертью не как отмщением, но как естественным следствием преслушания и отпадения. Жизнь и свет человека были в Боге (Ин. 1.4), уклонение от воли Божией было отчуждение от жизни Божией (Εф. IV. 18), что ж осталось человеку кроме смерти?
Когда днем смерти назначается самый день вкушения от древа познания, сие можно разуметь или так, что день знаменует здесь вообще время после грехопадения, или так, что в день первого грехопадения совершается смерть духовная и начинается всеобщее владычество смерти.
Сотворение жены
2.18 И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сделаю ему помощника, подобного ему.
2.19 Ибо когда Бог создал из земли всех зверей в поле и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы он посмотрел, как назвать их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей;
2.20 и когда нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям в поле, тогда для человека не нашлось помощника подобного ему.
2.21 И навел Бог на человека крепкий сон, и, когда он уснул, вынул одно из ребр его, и закрыл то место плотию.
2.22 И создал Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку.
2.23 Тогда человек сказал: вот это кость из костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо она взята из мужа.
В описании сотворения жены Моисей показывает: совет Божий о ее сотворении (18), случай, который подал человеку мысль о помощнице (19, 20), образ сотворения жены (21, 22) и свойство и происхождение имени ее (23).
Сотворению жены предшествует совет Божий, подобно как и сотворению мужа, но не столь торжественный. Ибо теперь Бог не говорит сотворим, но сделаю. Сия разность выражения следует различию двух советов, из которых один заключает всеобщее и существенное предопределение человека, а другой – частное только дополнение первого.
Слова: не хорошо быть человеку одному, нельзя поставлять в противоположность с божественным одобрением предшествовавших человеку тварей, ниже утверждать на них необходимость супружеского состояния для каждого человека. Сотворение жены не могло дать первому человеку высшего совершенства, нежели в каком он сотворен прежде ее, и есть обстоятельства, в которых хорошо человеку не прикасаться жене (1Кор. VII. 1. Мф. XIX. 12). Не хорошо было Адаму быть одному, вероятно потому, что при обозрении животных он уже почувствовал нужду в помощнике, подобном ему (20).
Когда жена в совете Божием называется помощником мужа, сим показывается ее назначение вспомоществовать ему в рождении и воспитании детей, во всех нуждах, относящихся до временной жизни. Помощником мужа яко пред ним ורגנכ, в переводе семидесяти; по нему и подобным ему, называется жена в ознаменование одинакового с ним естества, в противоположность с другими родами животных, ближайшего ему служения (1Кор. XI. 9), всегдашнего с ним собеседования и неразлучного сожития.
Желая показать случай, который подал человеку мысль о помощнике подобном ему, и объяснить свойство сего помощника чрез сравнение с служебными для человека тварями, Моисей описывает обозрение первым человеком животных, наречение им имен и мимоходом упоминает о их сотворении.
Здесь не упоминается о рыбах, потому что они, находясь в отдаленном, так сказать, от человека мире, не столь скоро могли представиться его взорам.
Приведение животных пред человека нет нужды представлять духовным видением или действием Ангелов. Оно могло быть следствием их естественного подчинения и покорности человеку, яко владыке.
Наречение имен зверям и птицам некоторые полагают не в шестой день, который один кажется для сего недостаточным, и не прежде сотворения жены, поелику язык предполагает собеседника, но сие противоречит и порядку священного повествования, и связи, в каковой представлено в нем наречение животных с сотворением жены. Можно же полагать, что в шестой день обозрены и наименованы не все без исключения, но известнейшие и ближайшие к пребыванию человека роды тварей земных; и что первоначальный язык существовал прежде сотворения жены, не требуя многого времени и труда для своего составления и образования, подобно как дарование языков в Апостолах. Человек получил оный вместе с бытием, может быть, усовершил его знание беседою Творца, посредством чувственных звуков дополнил от себя по внушению же от Бога, предопределившего человека для общежития. Намерение обозрения и наречения животных объясняет Св. Златоуст, когда говорит, что Бог сделал сие для показания нам премудрости Адама и в знамение владычества его. Дабы представить наречение имен действием премудрости, должно предположить, что Адам предварительно имел знание общих свойств и законов существ; и применяя к сему общему знанию то, что находил опытом или ближайшим рассматриванием в особенных видах тварей, давал им имена, изображающие естество их. Таковые имена доселе сохраняются преимущественно в языке еврейском.
Слова: чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей, показывают, что сам Бог провидел достоинство сих имен и утвердил их для постоянного употребления в языке человеческом. Действие сего предопределения неизменно продолжалось до столпотворения Вавилонского.
Следствие обозрения и наречения животных было то, что человеку не нашлось помощника подобного ему. Не нашлось более значит, нежели не было. Первое предполагает понятие, искание или желание предмета. Из сего видно, что рассматривание животных, сотворенных по четам, привело человека к мысли о чете человеческой. Было ли особенное намерение Божие ввести его в сию мысль или он вошел в нее, только следуя образам чувственного мира, сего вопроса Моисей не разрешает. По крайней мере, Бог оправдывается в сотворении опасной помощницы тем, что человек сам измыслил ее.
Для сотворения жены Бог наводит на человека крепкий сон. Некоторые представляют сей сон действием некоторого наклонения его к чувственному от духовного.
Жена созидается из ребра человека для того, чтобы человек, сотворенный по образу Божию, был единственным началом существ своего рода, подобно как Бог есть единственное начало всех родов существ; дабы жена всегда была близка к сердцу мужа; дабы она естественно расположена была к послушанию и покорности ему, будучи его как бы частью; дабы облегчить взаимное сообщение мыслей, чувствований, совершенств и соделать род человеческий единым телом.
Когда место ребра закрывается плотью, нельзя воображать, что сим нарушается целостность тела Адамова. Но Адам оставляется в таком расположении, чтобы часть сея целости находил в своей помощнице (Мф. XIX. 6).
Когда жена, сотворенная невидимым для Адама образом, является пред ним, тогда он или по внутреннему ощущению происходившего в нем во время сна и по естественному сострастию, или по внушению от Бога познает ее происхождение из собственного своего существа и соответственно сему нарекает ей имя. Наш язык не показывает силы сего имени: она видна в словах еврейских: השא, שיא, иш, иша.
Установление брака
2.24 Сего ради оставит человек отца своего и свою мать, и прилепится к жене своей, и будут (два) плоть одна.
Слова сии можно принимать или от лица Адама, предсказывающего естественное следствие сотворения жены, или от лица Моисея, показывающего начало супружества. Но Иисус Христос приписывает оные Богу (Мф. XIX. 5). Сие довольно показывает их важность, чрез кого бы ни были они произнесены.
Свойство супружеского союза объясняется сравнением его с естественным союзом между родителями и детьми и показывается, что первый неразрывнее последнего. Впрочем, оставление отца и матери и прилепление к жене относится к общежитию, но не простирается на любовь и благодарность детей к родителям.
Отлучение от отца и матери приписывается мужу потому, что муж, а не жена, основывает дом и семейство, отдельное от родительского.
Тесный союз супружества выражается еще с большею силою наименованием одной плоти.
Точный разум сего первоначального и всеобщего закона о супружестве таков, что им исключается многоженство и своевольное расторжение брака, но не девство и целомудрие.
Состояние невинности
2.25 Адам же и жена его были оба наги и не стыдились.
Состояние невинности Моисей описывает с естественной и нравственной стороны.
Нагота первых человеков, рассматриваемая в естественном отношении к телу, показывает, что оно, по бессмертной крепости своей, не требовало никакой защиты от действия внешних сил, а по красоте – никаких посторонних украшений.
Нагота, приемлемая в нравственном отношении и чуждая стыда, есть знамение внутренней и внешней чистоты. Стыд есть ощущение действительного или воображаемого, но приметного недостатка в совершенстве или в красоте: следственно, тогда может иметь место стыд наготы, когда она открывает действительно или приводит на мысль некоторое несовершенство или безобразие, которое как не может быть делом Божиим, то, без сомнения, есть следствие нравственной порчи. Обыкновенное действие стыда есть желание скрываться, но сие желание свойственно делам тьмы, а не делам света. Из сего видно, что нагота первых человеков есть такое состояние, в котором они, ходя во свете и истине, ничего не имели скрывать от Бога и своей совести; что наша одежда есть памятник грехопадения; стыдливость – род покаяния, а бесстыдство – нераскаянности и закоснения8.
В истории сотворения первого человека можно находить некоторые преобразования о Иисусе Христе. К сему пролагает путь апостол Павел, который называет Адама образом будущего (Рим. V. 14), а Иисуса Христа, в противоположение с первым человеком, именует последним Адамом и вторым человеком (1Кор. XV. 45, 47).
Итак, первый Адам есть образ второго Адама. В значении своего имени – первый червлен по первоначальному веществу своего тела. Второй облечен в ризу плоти, очервленною кровью страдания (Апок. XIX. 13).
В происхождении своем и достоинстве существа своего первый Адам не имел отца, кроме Бога, равно, как и Второй. В состав тела первого Адама извлечена чистейшая персть из всего земного естества, образованного в предыдущие дни творения; подобным образом в состав плоти Второго Адама, в лице Девы Марии, извлечено чистейшее семя жены из всего естества человеческого, постепенно до возможной степени очищенного в предыдущие приготовительные времена нового творения. Сотворение первого Адама совершено вдуновением в состав девственной земли дыхания жизней от Бога; воплощение Сына Божия совершилось нашествием Святого Духа и осенением силы Вышнего (Лк. I. 35), чрез которое в Деве Марии единосущное Слово Божие введено в девственное семя жены. Таким образом, первый человек Адам стал душою живою, Последний Адам – Духом животворящим. Первый – по образу и по подобию Божию, последний – сияние славы Отчей и самый образ ипостаси Его (Евр. I. 3).
В отношении к миру Адам поставлен владыкою вселенной; Сын Божий назначен наследником всего (Евр. I. 2). В своем местопребывании. Для пребывания первого Адама Бог собственною, так сказать, рукою насадил сад в Едеме, на востоке; подобно сему для уготовления места, где надлежало явиться Второму Адаму, рукою высокою виноград из Египта перенесен и насажден (Пс. LXXIX. 9).
В сотворении жены. Здесь черты сходства между первым и Вторым Адамом сливаются с чертами противоположности: поелику что в первом есть болезнь, то во Втором – врачевство. Сон первого Адама в раю соделался началом болезней всего человечества, смерть Второго Адама есть решительное врачевство всех болезней всего человечества. Вземлется ребро первого Адама, и является жена, имеющая быть орудием его прельщения; прободается ребро Второго Адама, и исходит кровь и вода – знамения таинств, очищающих грех, порожденный исшедшею из ребра женою. Место ребра первого Адама закрыто плотию, и таким образом вид разделения получил свое совершенство; но прободенное ребро Второго Адама осталось отверстым, дабы сим путем все, разделенное падением первого Адама, могло придти в соединение с телом Второго. Состояние Второго Адама после Его смерти есть с преизбытком возвращенное состояние первого Адама до его сна в раю.
В супружестве сотворенная жена сочетается с мужем в такой союз, по которому оба составляют плоть одну; искупленные Иисусом Христом и верующие в Него также суть члены тела Его, от плоти Его, и от костей Его (Εф. V. 30). В качестве Главы рода человеческого. Но первый Адам низринул с собою все члены, которых был главою; Второму Адаму предопределено возглавить в себе все, что есть на небесах и на земле (Εф. I. 10).